(из сборника "Горы смерти". Я знаю, это нужно было написать к позапрошлому форкону)
- Что, парень, нервничаешь?
Лейтенант Густав Форберг вздрогнул. Ему казалось, что он умеет владеть лицом.
- Ничего, попервой все дергаются. Не дрейфь.
читать дальше
Еще неделю назад он рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что он будет неуютно себя чувствовать в присутствии простолюдина, да еще и не имеющего воинского звания. Но Мартин-лесничий... рядом с ним Форберг чувствовал себя чуть ли не голым, несмотря на то, что на лейтенанте была полная полевая форма, а на Мартине - потертая цетагандийская камуфляжная куртка. Правда, на куртке блестели колодки Имперских Звезд - Бронзовой, Серебрянной и Золотой. Своего первого цета Мартин убил в аккурат в тот год, когда родители лейтенанта поженились, а когда Густав принимал присягу, генерал Форкосиган наградил Мартина Бронзовой Звездой.
А сейчас Мартин и трое его людей, в качестве проводников, сопровождали взвод лейтенанта Форберга, который вез приказ об амнистии.
Аборигены. Так прозвали тех партизан, что за годы оккупации превратились в бандитов, охотящихся за цетами, грабящих крестьян, дерущихся друг с другом и с партизанскими отрядами за контроль над территорией. Они не подчинялись никому. И, когда окончилась война, их оказалось больше, чем надеялись...
На то, чтобы сложить оружие в обмен на амнистию, Император дал им две недели. Большинство подчинилось. В том числе и Черный Лукаш, чье имя наводило страх одинаково и на цетов, и на местных.
Задача Форберга была незамысловата - проехать до района дислокации отряда, зачитать приказ, убедиться в мирных намерениях и подготовить посадочную площадку для катера. После чего проследовать обратно.
Вот только в этих красных лесах на старых, грозящих оползнями, горах, оставлял свои изящные смертоносные игрушки капитан Вольф, оставлял свои ловушки генерал Форкосиган, и другие партизанские отряды в меру своей фантазии и технических средств, а еше где-то неподалеку дремал "Ночной гром", цетагандийский автономный боевой комплекс, не отработавший команду на самоликвидацию.
На транспортере передового дозора ехали двое бойцов Мартина, еще один - на командирском. И их глазам, ушам и чутью Густав доверял почему-то больше, чем сканерам и данным спутниковой разведки.
Колонна остановилась.
На дереве у дороги... впрочем, какой дороги - это была старая просека с протоптанными тропинками, пешеход, лошадь да десантный транспортер могли перемещаться по ней, десантный транспортер - с наименьшим комфортом - так вот, на дереве у дороги был старый затес с вырезанной волчьей головой.
Так Вольф иногда обозначал заминированные участки. Впрочем, так он обозначал и те участки, которые ему позарез было нужно заминировать, а некогда. Кто-то из пленных цетагандийских саперов рассказал грустную присказку, что Вольф заминировал все горы сплошь, просто не все мины еще встали на боевой взвод.
Лейтенант вылез из транспортера, потянулся и огляделся. Его десантники вполне по уставу заняли оборону вокруг транспортеров.
Утреннее солнце играло на багровых листьях, и земля вокруг казалась залитой кровью. А так оно и есть, подумал Густав, эти горы больше десяти лет были местом самых ожесточенных боев. Вот Мартин прошел через этот ад, с начала и до конца, а я? Ладно, и на мой век службы хватит... но вот что с минами делать? Идти вперед? Обходить?... Если обходить, то где?
Мартин в это время успел влезть на дерево и сосредоточенно осматривал и ощупывал затес.
- Это не настоящий, - крикнул он сверху, - Ему лет пять, а в то время Вольф работал по ту сторону гор. И клыки у волка неправильные. Местные резали, под Вольфа.
- Так что - можно ехать? - Густав надеялся, что не показывает, насколько тяжело ему решать, впервые в жизни - боевую задачу.
- Ехать-то можно, да здесь кто только не баловался. На мой взгляд, так эта дорога не опаснее любой другой.
- По машинам! - уставная команда прозвучала громко и уверенно.
Еще шесть часов колонна ползла по просекам, немногочисленным дорогам, переползла через перевал, снова углубилась в лес. Дважды поднимали тревогу сканеры - один раз это была обезвреженная, но не снятая цетагандийская мина, другой раз, потратив полчаса, они так и не поняли, что же вдруг вызвало срабатывание сканера. Но, в общем, это было не сложнее обычного учебного марш-броска, и даже вполне реальная опасность от мин притупилась от гула моторов и тряски.
- Где-то здесь, сказал, наконец, Густав, сверившись с картой и остановив колонну
.
- Похоже, - ответил Мартин, пристально оглядываясь вокруг, - тут у них база неподалеку... по крайней мере, была... и место - они назначили?
- Они.
- Я бы тоже такое выбрал, если бы не был уверен, сдаваться мне или драться. А вон там бы и бронебойщика посадил.
Мартин указал рукой на кусты у опушки, ничем, на взгляд лейтенанта, не отличающиеся от соседних, и, словно в ответ, из-за этого самого куста появилась белая тряпка на палке. Тут же запищали сканеры, сообщая о наличии рядом людей.
- Ага, - дружелюбно прокомментировал Мартин, - цеты тоже понять не могли...
К командирскому транспортеру очень осторожно подошли двое. Очень похожие на партизан Мартина, но и очень непохожие в то же время. Ни у кого из людей Мартина не было затравленного выражения лица и бегающих глаз, и, когда они шли, не было ощущения, что они идут против своей воли.
- Амнистия? - хрипло спросил один из них и недоверчиво зыркнул на Мартина, который смотрел куда-то в небо.
- Да, - ответил Густав, - императорский указ.
И достал из-за пазухи свернутый в трубочку пергамент.
- Лукаш! - крикнул тот, что спрашивал, - Выходи! Указ!
- А ты его прочти, - посоветовал угрюмый бас из-за деревьев.
Густав развернул перед партизаном свиток.
Тот долго, запинаясь, читал его вслух.
Еще минуту спустя поляна начала заполняться людьми. В потрепанной разной одежде, с оружием.
Один только раз Мартин оторвался от созерцания облаков, и Густаву показалось, что из глаз партизана светил лазер прицела. Вспыхнула на миг и погасла красная точка на груди такого же здоровенного, как Мартин, и такого же заросшего, мужика - и снова - нет ничего вокруг Мартина, только облака его и интересуют.
- Здесь, в километре, - прогудел Лукаш, краем глаза глядя на Мартина, - плато, ровное такое, на него все цеты садиться любили. Там не то, что катер - линкор можно посадить.
- Хорошо, - ответил Густав, - веди своих людей туда и складывайте оружие. Я осмотрю площадку и вызову катер.
Полчаса спустя все уже шло в точности так, как должно было. Площадка была идеальной, маячок поставили на специально помеченный еще цетами участок скалы, с орбиты ответили, что катер вылетел к ним и будет в течение двух часов, партизаны Лукаша сидели на земле под охраной, сам Лукаш стоял в сторонке, вроде как демонстируя, что он пока что главный над своими людьми...
- Даже удивительно, - сказал Мартин, - уж и не думал, что вот так вот днем по этим местам погуляю, не прячась. Погода-то какая, километров на пятьдесят отсюда видно.
Густав посмотрел на запад. Вид открывался, действительно, поразительный - на добрых полкилометра вниз уходила скала, там, внизу, рос барраярский лес, а вдали, почти у горизонта, он сменялся зеленым земным...
Краем глаза лейтенант заметил какое-то движение. Повернулся - и с ужасом увидел, что Мартин бесшумно, как тень, заходит за спину Лукашу, и в руке у лесничего - длинный кинжал. Часовые, охранявшие партизан, смотрели на партизан, часовые периметра - наружу, а сам Лукаш стоял, блаженно жмурясь, подставив лицо солнцу.
Густав открыл рот, чтобы крикнуть - но в этот самый момент Мартин правой рукой схватил Лукаша за подбородок, а левой ткнул кинжалом в спину. Лукаш дернулся, не издав ни звука, и Мартин аккуратно положил труп - Густав почему-то сразу понял, что труп - на скалу.
- Вот и все, - сказал он.
Несколько секунд длилась суматоха, по счастью, не окончившася стрельбой. На негнущихся ногах Густав подошел к убийце. Судя по выражению лица, Лукаш даже испугаться не успел, а в руках он все еще крепко сжимал пергамент с императорской печатью.
- Ма.. ртин... - говорить было тяжело, - Ты... читал указ императора... о прекращении мести...
- Читал, - равнодушно ответил Мартин, - но я четыре года назад поклялся землей и кровью, что убью его. Арестовывай меня, парень, я отвечу перед законом.
При мысли о том, что ему, лейтенанту Форбергу, сейчас нужно будет ... как же это называется?... формировать конвойную команду, и одевать наручники на героя войны, Густаву стало не по себе. В этом было что-то абсолютно противоестественное.
- Ты мне вот что скажи, - продолжил вдруг Мартин, - меня же за нарушение императорского указа - казнят?
- На.. верное... Это будет трибунал... или суд, я даже не знаю... - Густав ощутил себя так, как будто заваливал экзамен.
- Казнят, думаю, - спокойно ответил Мартин, - только перед этим полгода мурыжить будут. Я вот что думаю...
Паритизан сделал шаг, другой. Густав понял, что тот собирается делать, и бросился ему вслед, но Мартин уже дошел до обрыва, обернулся, помахал рукой - и сделал шаг в пропасть.
Густав с трудом остановился на краю и посмотрел вниз. Крохотная фигурка стремительно удалялась, а закатное солнце и отсветы от листвы внизу окрашивали скалу в такой цвет, будто она вся была залита кровью.
- Что, парень, нервничаешь?
Лейтенант Густав Форберг вздрогнул. Ему казалось, что он умеет владеть лицом.
- Ничего, попервой все дергаются. Не дрейфь.
читать дальше
Еще неделю назад он рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что он будет неуютно себя чувствовать в присутствии простолюдина, да еще и не имеющего воинского звания. Но Мартин-лесничий... рядом с ним Форберг чувствовал себя чуть ли не голым, несмотря на то, что на лейтенанте была полная полевая форма, а на Мартине - потертая цетагандийская камуфляжная куртка. Правда, на куртке блестели колодки Имперских Звезд - Бронзовой, Серебрянной и Золотой. Своего первого цета Мартин убил в аккурат в тот год, когда родители лейтенанта поженились, а когда Густав принимал присягу, генерал Форкосиган наградил Мартина Бронзовой Звездой.
А сейчас Мартин и трое его людей, в качестве проводников, сопровождали взвод лейтенанта Форберга, который вез приказ об амнистии.
Аборигены. Так прозвали тех партизан, что за годы оккупации превратились в бандитов, охотящихся за цетами, грабящих крестьян, дерущихся друг с другом и с партизанскими отрядами за контроль над территорией. Они не подчинялись никому. И, когда окончилась война, их оказалось больше, чем надеялись...
На то, чтобы сложить оружие в обмен на амнистию, Император дал им две недели. Большинство подчинилось. В том числе и Черный Лукаш, чье имя наводило страх одинаково и на цетов, и на местных.
Задача Форберга была незамысловата - проехать до района дислокации отряда, зачитать приказ, убедиться в мирных намерениях и подготовить посадочную площадку для катера. После чего проследовать обратно.
Вот только в этих красных лесах на старых, грозящих оползнями, горах, оставлял свои изящные смертоносные игрушки капитан Вольф, оставлял свои ловушки генерал Форкосиган, и другие партизанские отряды в меру своей фантазии и технических средств, а еше где-то неподалеку дремал "Ночной гром", цетагандийский автономный боевой комплекс, не отработавший команду на самоликвидацию.
На транспортере передового дозора ехали двое бойцов Мартина, еще один - на командирском. И их глазам, ушам и чутью Густав доверял почему-то больше, чем сканерам и данным спутниковой разведки.
Колонна остановилась.
На дереве у дороги... впрочем, какой дороги - это была старая просека с протоптанными тропинками, пешеход, лошадь да десантный транспортер могли перемещаться по ней, десантный транспортер - с наименьшим комфортом - так вот, на дереве у дороги был старый затес с вырезанной волчьей головой.
Так Вольф иногда обозначал заминированные участки. Впрочем, так он обозначал и те участки, которые ему позарез было нужно заминировать, а некогда. Кто-то из пленных цетагандийских саперов рассказал грустную присказку, что Вольф заминировал все горы сплошь, просто не все мины еще встали на боевой взвод.
Лейтенант вылез из транспортера, потянулся и огляделся. Его десантники вполне по уставу заняли оборону вокруг транспортеров.
Утреннее солнце играло на багровых листьях, и земля вокруг казалась залитой кровью. А так оно и есть, подумал Густав, эти горы больше десяти лет были местом самых ожесточенных боев. Вот Мартин прошел через этот ад, с начала и до конца, а я? Ладно, и на мой век службы хватит... но вот что с минами делать? Идти вперед? Обходить?... Если обходить, то где?
Мартин в это время успел влезть на дерево и сосредоточенно осматривал и ощупывал затес.
- Это не настоящий, - крикнул он сверху, - Ему лет пять, а в то время Вольф работал по ту сторону гор. И клыки у волка неправильные. Местные резали, под Вольфа.
- Так что - можно ехать? - Густав надеялся, что не показывает, насколько тяжело ему решать, впервые в жизни - боевую задачу.
- Ехать-то можно, да здесь кто только не баловался. На мой взгляд, так эта дорога не опаснее любой другой.
- По машинам! - уставная команда прозвучала громко и уверенно.
Еще шесть часов колонна ползла по просекам, немногочисленным дорогам, переползла через перевал, снова углубилась в лес. Дважды поднимали тревогу сканеры - один раз это была обезвреженная, но не снятая цетагандийская мина, другой раз, потратив полчаса, они так и не поняли, что же вдруг вызвало срабатывание сканера. Но, в общем, это было не сложнее обычного учебного марш-броска, и даже вполне реальная опасность от мин притупилась от гула моторов и тряски.
- Где-то здесь, сказал, наконец, Густав, сверившись с картой и остановив колонну
.
- Похоже, - ответил Мартин, пристально оглядываясь вокруг, - тут у них база неподалеку... по крайней мере, была... и место - они назначили?
- Они.
- Я бы тоже такое выбрал, если бы не был уверен, сдаваться мне или драться. А вон там бы и бронебойщика посадил.
Мартин указал рукой на кусты у опушки, ничем, на взгляд лейтенанта, не отличающиеся от соседних, и, словно в ответ, из-за этого самого куста появилась белая тряпка на палке. Тут же запищали сканеры, сообщая о наличии рядом людей.
- Ага, - дружелюбно прокомментировал Мартин, - цеты тоже понять не могли...
К командирскому транспортеру очень осторожно подошли двое. Очень похожие на партизан Мартина, но и очень непохожие в то же время. Ни у кого из людей Мартина не было затравленного выражения лица и бегающих глаз, и, когда они шли, не было ощущения, что они идут против своей воли.
- Амнистия? - хрипло спросил один из них и недоверчиво зыркнул на Мартина, который смотрел куда-то в небо.
- Да, - ответил Густав, - императорский указ.
И достал из-за пазухи свернутый в трубочку пергамент.
- Лукаш! - крикнул тот, что спрашивал, - Выходи! Указ!
- А ты его прочти, - посоветовал угрюмый бас из-за деревьев.
Густав развернул перед партизаном свиток.
Тот долго, запинаясь, читал его вслух.
Еще минуту спустя поляна начала заполняться людьми. В потрепанной разной одежде, с оружием.
Один только раз Мартин оторвался от созерцания облаков, и Густаву показалось, что из глаз партизана светил лазер прицела. Вспыхнула на миг и погасла красная точка на груди такого же здоровенного, как Мартин, и такого же заросшего, мужика - и снова - нет ничего вокруг Мартина, только облака его и интересуют.
- Здесь, в километре, - прогудел Лукаш, краем глаза глядя на Мартина, - плато, ровное такое, на него все цеты садиться любили. Там не то, что катер - линкор можно посадить.
- Хорошо, - ответил Густав, - веди своих людей туда и складывайте оружие. Я осмотрю площадку и вызову катер.
Полчаса спустя все уже шло в точности так, как должно было. Площадка была идеальной, маячок поставили на специально помеченный еще цетами участок скалы, с орбиты ответили, что катер вылетел к ним и будет в течение двух часов, партизаны Лукаша сидели на земле под охраной, сам Лукаш стоял в сторонке, вроде как демонстируя, что он пока что главный над своими людьми...
- Даже удивительно, - сказал Мартин, - уж и не думал, что вот так вот днем по этим местам погуляю, не прячась. Погода-то какая, километров на пятьдесят отсюда видно.
Густав посмотрел на запад. Вид открывался, действительно, поразительный - на добрых полкилометра вниз уходила скала, там, внизу, рос барраярский лес, а вдали, почти у горизонта, он сменялся зеленым земным...
Краем глаза лейтенант заметил какое-то движение. Повернулся - и с ужасом увидел, что Мартин бесшумно, как тень, заходит за спину Лукашу, и в руке у лесничего - длинный кинжал. Часовые, охранявшие партизан, смотрели на партизан, часовые периметра - наружу, а сам Лукаш стоял, блаженно жмурясь, подставив лицо солнцу.
Густав открыл рот, чтобы крикнуть - но в этот самый момент Мартин правой рукой схватил Лукаша за подбородок, а левой ткнул кинжалом в спину. Лукаш дернулся, не издав ни звука, и Мартин аккуратно положил труп - Густав почему-то сразу понял, что труп - на скалу.
- Вот и все, - сказал он.
Несколько секунд длилась суматоха, по счастью, не окончившася стрельбой. На негнущихся ногах Густав подошел к убийце. Судя по выражению лица, Лукаш даже испугаться не успел, а в руках он все еще крепко сжимал пергамент с императорской печатью.
- Ма.. ртин... - говорить было тяжело, - Ты... читал указ императора... о прекращении мести...
- Читал, - равнодушно ответил Мартин, - но я четыре года назад поклялся землей и кровью, что убью его. Арестовывай меня, парень, я отвечу перед законом.
При мысли о том, что ему, лейтенанту Форбергу, сейчас нужно будет ... как же это называется?... формировать конвойную команду, и одевать наручники на героя войны, Густаву стало не по себе. В этом было что-то абсолютно противоестественное.
- Ты мне вот что скажи, - продолжил вдруг Мартин, - меня же за нарушение императорского указа - казнят?
- На.. верное... Это будет трибунал... или суд, я даже не знаю... - Густав ощутил себя так, как будто заваливал экзамен.
- Казнят, думаю, - спокойно ответил Мартин, - только перед этим полгода мурыжить будут. Я вот что думаю...
Паритизан сделал шаг, другой. Густав понял, что тот собирается делать, и бросился ему вслед, но Мартин уже дошел до обрыва, обернулся, помахал рукой - и сделал шаг в пропасть.
Густав с трудом остановился на краю и посмотрел вниз. Крохотная фигурка стремительно удалялась, а закатное солнце и отсветы от листвы внизу окрашивали скалу в такой цвет, будто она вся была залита кровью.